— Вот бывает, едешь в поезде вторые сутки и ловишь себя на мысли, что уже привык к негласному рельсовому орднунгу. Создаётся такое чувство, что ты живёшь в своём купе добрую дюжину лет. Вода и еда на столике, рядом теплая, или по крайней мере, не холодная постель. Домашняя одежда, в которую одет твой сосед, напоминает о полузабытых детских поездках в гости. Он разгадывает кроссворд, а я читаю какую-нибудь пожелтевшую от времени книгу. В общем, если не быть дураком, можно удовлетворить как минимум три из пяти пунктов пирамиды потребностей по Маслоу. Всё это складывается в милую и маленькую картину жизни отдельно взятого человека – поездка из точки А в точку В с непременным украшением своего бытия фантазиями о подслушанных разговорах соседей, случайными прочерками чернил мимо сканвордной клетки из-за тряски вагона, какафонией колёс поезда и дребезжания ложки в стакане. В какой-то момент понимаешь, что жить так может и не очень комфортно, но уж точно легче, чем на работе или в неспокойной обстановке дома. Принять правила жизни в поезде легко просто из-за невозможности их поменять на что-то лучшее прямо сейчас. В этот момент я понимаю своё бытие и ощущаю себя как существо действующее и взаимодействующее. Говоря языком философии, ощущаю на себе действие для-себя-бытия-в-поезде.
— Вы это всё к чему?
— Да к тому, что, вот, поезд прибывает на вокзал, и вся маленькая жизнь четверых людей в купе с каждой секундой начинает исчезать у тебя из памяти, пока не превратится в утилитарное и обывательское "я сюда приехал на поезде". Между тем, для-себя-бытие-в-поезде настигает нас только в реальной обстановке поезда. Из-за малого количества переменных происходит очень плотная стыковка с окружающим. А если взять нас через, скажем, два часа после поездки, лежащими дома на чуть более мягком диване в высокой просторной комнате, – мы будем способны ощущать на себе бытие-в-себе. Находясь дома, мы уже не мыслим о том, что "привыкли жить как в поезде", не происходит процесса привыкания к новому старому образу жизни, чего не скажешь, например, о том же самом поезде. Впрочем, происходит это не только с поездами, но ещё с автобусами и легковыми автомобилями. Здесь можно попытаться сделать несколько выводов, если я вас ещё не запутал. Будь я религиозен, предположил бы, что это из-за божественной задумки основного бытия человека как трудящейся твари у нас нет периода акклиматизации к тому, что мы зовём обычной жизнью, а наша жизнь – единственное состояние души в этом мире. Неотступный императив, закон. Будь я чуть более философичен, я бы сказал вам то же самое, что и в религиозном плане, заменив термины на более сложные. Добавил бы про то, что смерть – единственная альтернатива жизни, хоть и античеловечная альтернатива. Но это с какой стороны посмотреть. Ну а я просто скажу, что придерживаюсь станционно-стационарного происхождения. Жизнь – вечная основа космоса. Станционность в моей теории – больше из-за работы на станции и продвижения моих научно-философских взглядов. Стационарная жизнь бежит по таким же рельсам, как и жизнь поездов, просто они не имеют физического воплощения, и представитель каждой религии, ученый, придерживающийся той или иной точки зрения, объясняет для себя появление этих рельс сам. Я же говорю о том, что эти рельсы и есть тот самый непреодолимый императив, основа, без которой нет даже ничто. Станционность – просто удобная площадка для наблюдения за вечной картиной стационарности.
— Кажется, я вас понял... Простите, у меня поезд уже вот-вот, – к этому моменту призывающе спустилось давление с тормозов поезда. – Как вас зовут?
— Стационарный смотритель.
— Очень приятно, а меня...
— Иван, да-да, взаимно. Бегите на поезд, а то опоздаете.
— Откуда вы...
Времени на размышления не было. Иван зашёл в вагон, где его ждал по-домашнему одетый сосед, детектив в мягкой обложке, новые мысли, которые требовали срочной обработки.